Кулик испытующе, прищурившись, глядел на Бахтина. И Бахтин понял, что это не просто приглашение, а своеобразная проверка, как поведет себя новый начальник. От его решения зависело многое. Он был уже не чиновником для поручений, а заметной фигурой в полицейской иерархии Москвы. Даже при этой должности он мог стать статским советником и получить генеральское шитье.
Бахтин понимал, что от того, как у него сложатся взаимоотношения, в первую очередь, с чиновниками для поручений, зависит его будущая работа. А самое главное, что ему не надо было переламывать себя. Бахтин весьма скептически относился к чинам, видя в них только улучшение личного благополучия. Новые погоны и должность увеличили его бюджет почти вполовину, и это его радовало несказанно.
– А что, Валентин Яковлевич, у вас, наверное, на примете что-то есть? – Обижаете, Александр Петрович. – Тогда в путь. Куда следуем?
– Два шага. В трактир Волкова Алексея Григорьевича, Никитская, 25.
Внезапно Бахтин словно увидел себя со стороны: сюртук с погонами, ордена, медали. – В таком виде-то?
– Сидеть будем в отдельной комнате, – успокоил его Кулик. – Ну тогда, ладно.
Они вышли на улицу. Ветер тащил по тротуару осенние листья. Воздух был сыровато-свежим. Пахло дымком и хлебом.
Из соседнего дома вышел полковник Мартынов, начальник Московского Охранного отделения.
– Здравия желаю, коллежский советник. – Мартынов приложил пальцы к козырьку.
– Мое почтение, полковник. – Бахтин бросил руку к фуражке.
И пока Мартынов оглядывал его, подумал о том, что есть своя прелесть у его чина, равном полковничьему.
– Я-то думал, дорогой коллега, что вы к нам заглянете, – Мартынов усмехнулся, – все-таки соседи. – Всенепременно. Я же в Москве второй день. – Жду, жду.
Мартынов перешел улицу и сел в защитного цвета мотор.
– Завидую вам, – вздохнул Кулик, – что значит чин. Самого Мартынова послали куда подальше.
– Не завидуйте, Валентин Яковлевич, жандармы – господа памятливые, мне еще этот разговор аукнется.
– Истинно, что памятливые. В 1908 году, когда надворный советник Кошко стал нашим начальником, он крепко поругался с охранкой. Они у нас людей требовали для каких-то своих дел. Александр Францевич им ответил, берите, только мне дайте десяток ваших филеров.
– Ну, и чем кончилось? – До Бахтина в свое время доходили отголоски ведомственной битвы.
– А ничем, генерал Андрианов сказал: «Богу Богово, кесарю – кесарево». На том и разошлись.
Под их ногами выгнули спины тихие московские переулки, кончался короткий осенний день, но было еще малолюдно.
В Москве почему-то далекая война казалась заметнее. Видимо, от обилия патриотических плакатов на стенах, да прапорщиков побольше таскалось по улицам, у входов во многие особняки висели белые полотнища с красными крестами, здесь развернули госпитали.
По Никитской в сторону бульваров прошел белоснежный с красным крестом на боку трамвай.
– Раненых повезли, – вздохнул Кулик, – днем их редко возят, а ночью…
– В Петербурге этого нет. – Задумчиво сказал Бахтин.
– Столица. Высшие чины империи проживают. А мы город губернский, тихий. Ну вот и пришли. Встречал их сам хозяин.
– Знакомься, Алексей Григорьевич, – похлопал его по плечу Кулик, – это наш новый начальник, знаменитый Александр Петрович Бахтин.
– Как же-с. Наслышаны, господин полковник. – Алексей Григорьевич почтительно потряс протянутую руку.
– Алексей Григорьевич, – улыбнулся Бахтин. Он знал, что улыбка делает его лицо значительно добрее, поэтому улыбался тем, кому хотелось понравиться. – Сегодня у вас возвращение блудного сына происходит, так уж покормите по-московски.
– Знаем, Александр Петрович, наслышаны, что вы наш коренной, александровец бывший. Все приготовлено в лучшем виде. Прошу-с за мной!
У раздевалки они свернули в маленький коридорчик, пол которого покрывал ковер, а стены были обиты неярким штофом.
– Прошу-с. – Волков открыл дверь в уютный кабинетик, стены которого были расписаны видами Москвы. – Располагайтесь.
Он помог гостям раздеться. С нескрываемым одобрением посмотрел на сюртук Бахтина, завешанный крестами и медалями, и сам разлил по рюмкам настойку.
– Не сочтите за нахальство, Александр Петрович, я позволю одну рюмку с вами выпить. Так как для нас, торговых людей, ваш приезд радость большая. Мы про вас все газеты прочитали, торговые люди говорят, что теперь жиганью конец пришел. Они выпили, и Волков деликатно удалился.
– Большая это сила – газеты. Господа литераторы если уж распишут, то знать вас будет весь город, – усмехнулся Кулик. – Про меня, когда я еще простым сыщиком был, несколько раз господин Гиляровский писал. Я тогда собачками занимался, так уж получилось, что почти все кражи животных поднимал. – А вы давно в полиции?
– Давно. Сначала собачьих воров ловил, потом в надзиратели выбился, в театрах работал по краже шуб, ну, а потом начальник наш, господин Кошко, заставил меня на классный чин сдать, тут, конечно, я другим занялся: банкротствами фальшивыми, мошенничеством с векселями, да ценными бумагами.
В тринадцатом году в отставку вышел, но Александр Францевич меня не отпустил, жалованье положил, заведовать музеем поставил и помогал, конечно, по старому своему профилю. А как война началась, мне очередной чин и в чиновники для поручений сверх штата. Уж больно много мошенников развелось. Вот и занимаюсь аферами всякими. Кулик разлил настойку. – Вы угощайтесь. У Волкова готовят знатно. – Семья у вас большая, Валентин Яковлевич?
– Да как сказать, я вдовец. Сын Сережа помощником пристава в Сущевской части, а дочь Машенька замужем за хорошим человеком, ветеринарным врачом. Живу с котом и вороной. – Как так?
– Подобрал на улице больного вороненка, выходил и выпустил, а он вернулся. Так и живем: кот по имени Пристав, да ворона по кличке Купчиха. Я сосед ваш. На Арбате проживаю, будет время, загляните, я редкую коллекцию собрал газетных вырезок о делах криминальных.
– Спасибо, непременно, а кормят здесь действительно отменно. Так что вы хотели мне сказать?
– Позвольте доложить, прежде чем вы пойдете к господину Коншину, я бы хотел все о его делах рассказать. Коншин в присутствии бывает крайне редко. Раза два-три в месяц, по понедельникам. Всеми делами заправляет его помощник Юрий Александрович Дергаусов. Человек весьма темный. Дергаусов его вторая фамилия, по жене. А настоящая – Титов. Служа по военно-интендантскому ведомству, привлекался к суду за растрату, но присяжными был оправдан. Из военных чиновников в чине титулярного уволен, дальше занимался делами самыми неказистыми, на бирже играл, туфтовый вексель учитывал, посредником был.
Он и вершил все дела по снабжению. У него четверо служащих, все как на подбор. Лидин Сергей Семенович, бывший театральный антрепренер; Пресняков Михаила Иванович, служил управляющим имением у Коншина; Губер Борис Маркович, ранее подвизалсякак коммивояжер, и Серегин Игорь Петрович, студент. Пошел добровольцем в вольноопределяющиеся. Был ранен, заработал солдатский Георгий, но с фронта не ушел, а поступил в полевой санитарный отряд Союза городов, опять ранение. Лично генералом Брусиловым награжден Анной четвертой степени на шашку. – Но это же военная награда.
– В том-то и дело. А генерал Брусилов счел, что Серегин ее заслужил. – Но он, видимо, вне подозрений?
– Если бы, – Кулик вздохнул, – мой агент сообщает, что Серегин ведет образ жизни весьма широкий, кабаки, пьянки, дама одна в Москве, известная Наталья Вылетаева, часто с ним бывает на людях. – Что за дама?
– Одна из самых дорогих содержанок московских. Сколько из-за нее скандалов по первопрестольной было. Не сосчитать.
Они обедали не торопясь, больше часу. Заглядывал в двери озабоченный хозяин.
Попивая чай, обсудили план завтрашних действий. Когда Бахтин полез за бумажником, Кулик закурил собственной набивки большую папиросу, сказал, усмехнувшись: – Не возьмет. – Чего не возьмет?
– Да денег, так что не старайтесь, Александр Петрович, у нас, не в столице живем, по-семейному.
Бахтин догадывался, что денег с них не возьмут или принесут смешной счет рублей в пять. Это не смущало его и не отягощало совесть. Издержки профессии. Надо сказать прямо, приятные издержки. Иногда он задумывался, можно ли считать себя порядочным человеком, принимая подобные подношения. Об этом он рассуждал и сегодня, шагая по бульвару к дому. Бахтин внутренне гордился, что никогда не брал взяток. Но между тем продукты присылали ему приставы за копейки, в некоторых ресторанах он вообще не платил. Просто не мог, хозяева наотрез отказывались брать деньги. Часы свои серебряные «Мозер» он купил за полцены.
Конечно это была скрытая форма взятки. Но именно так жила вся полиция от Варшавы до Сахалина. И не ему менять этот порядок.